В интервью ведущим подкаста «Креативная индустрия» на Первом канале — продюсеру Елене Кипер и генеральному директору Президентского фонда культурных инициатив Роману Карманову — народный артист России Андрей Мерзликин рассказал о том, как случай привёл его во ВГИК, о встрече с легендарным Алексеем Баталовым, который буквально перевернул его жизнь, и о первых шагах в профессии, когда он раздавал свои фото на «Мосфильме». А ещё — почему до сих пор снимается у дебютантов и как роль в «Бумере» изменила его карьеру. Актёр также поделился своей новой мечтой: снимать кино про учёных и простых людей из российской глубинки, чьи истории, по его мнению, достойны большого экрана.

Роман КАРМАНОВ: Давайте начнём издалека. История с ВГИКом мне очень нравится, она, мне кажется, здорово характеризует нашего гостя. Как было дело? Как вы оказались во ВГИКе?

Андрей МЕРЗЛИКИН: Во-первых, я просто был обескуражен тем, что вообще существуют творческие вузы. Я не знал об их существовании, не в силу даже своего невежества, просто эта область была не из моего круга. Место жительства, где я родился и вырос...

Роман КАРМАНОВ: И круга общения.

Андрей МЕРЗЛИКИН: И круга общения. Когда я столкнулся с этими знаниями, решил проверить сам - так ли это. Сел на электричку, приехал в Москву. Сначала была просто экскурсия по Москве. Увидел, что действительно существует ГИТИС. Оказывается, есть ещё пять творческих вузов. И один из них - ВГИК. Когда я туда зашёл и впервые увидел, чем заняты студенты... Тогда ещё не было проходных, как сейчас.

Роман КАРМАНОВ: А чем именно были заняты студенты?

Андрей МЕРЗЛИКИН: На втором этаже все ребята были в трико. Это был 92-й год. Я сначала смутился. Потом увидел, как они самостоятельно репетируют отрывки, как работают с декорациями, бегают с реквизитом, что-то учат. Такая настоящая театральная жизнь. Само место показалось мне каким-то инопланетным, очень интересным.Но больше всего меня поразило, когда я зашёл в деканат узнать условия поступления. Ко мне подошёл человек, положил руку на плечо и узнаваемым на весь Советский Союз голосом что-то спросил. Это был Алексей Владимирович Баталов. Я даже не сразу понял, кто это. Вышел, побежал домой - так хотелось обязательно рассказать маме, что видел живую легенду советского кино. Без всякой иронии - я действительно был потрясён.

Роман КАРМАНОВ: И это, можно сказать, предопределило ваш выбор?

Андрей МЕРЗЛИКИН: Да, конечно. Я был ошеломлён. В тот же день побежал домой – мне не терпелось рассказать маме, что я встретил легенду советского кино. Поступление во ВГИК стало для меня настоящим открытием. Всё лето мы провели в одном потоке с абитуриентами – это было как отдельный учебный год. Мы общались, делились впечатлениями. Я осознал, что вокруг меня – люди с совершенно другим мировоззрением, другим отношением к жизни. Я понимал, что если вернусь в свой посёлок и попробую рассказать обо всём этом, мне либо не поверят, либо решат, что я изменился. И это было правдой – моё сознание действительно сдвинулось. Я осознал, что, меняя себя, ты меняешь мир вокруг. И мне не хотелось возвращаться назад. Я решил попробовать совместить два образования – экономическое и театральное.

Роман КАРМАНОВ: То есть вы некоторое время были вольнослушателем?

Андрей МЕРЗЛИКИН: Да. Я ходил на занятия без разрешения, пока это не вскрылось. Но за меня вступились преподаватели – педагоги по сценической речи и движению. Они сказали: «Хороший парень, пусть учится».

На вступительных экзаменах я, конечно, волновался. Вместо классической прозы читал рассказы Задорнова – это вызвало у комиссии улыбку. Тогда ко мне подошёл преподаватель актёрского мастерства Юрий Борисович Ильяшевский и сказал: «Не смейтесь над ним. Возможно, из всех присутствующих он добьётся большего». Эти слова стали для меня огромной поддержкой. Он позволил мне быть рядом, учиться, пробовать. И я благодарен за этот шанс.

Елена КИПЕР: У вас более 160 ролей. Кажется, что на каждую требуется минимум десять съёмочных дней — с репетициями, чтением сценария, погружением в образ. Такое ощущение, что ваша жизнь полностью посвящена этому.

Андрей МЕРЗЛИКИН: Так и было. Это большой объём работы, но не такой уж страшный. В советское время такая цифра действительно впечатлила бы.

Елена КИПЕР: 1992 год — начало учёбы, закончили примерно в 1996-м?

Андрей МЕРЗЛИКИН: В 1998-м. В определённый момент я столкнулся с несправедливостью. В юности всё воспринимается острее: ты не отступаешь от своих слов, принципов. Мне предложили извиниться. Я согласился лишь на корректировку формы подачи, но мне сказали: «Вы не оставили нам шанса». На следующий день меня выселили из общежития. Тем не менее я окончил институт в том же году. Написал заявление о готовности учиться на коммерческой основе, придумал вариант с экстернатом. Высшее экономическое образование помогло мне пересчитать предметы: две трети уже были зачтены, оставшиеся я досдал. Оплата снизилась, но мне пришлось брать деньги в долг. Чтобы их вернуть, я начал работать. Я взялся за то, что многим казалось неприемлемым. Пошёл на «МОСФИЛЬМ» раздавать свои фотографии.

Роман КАРМАНОВ: Кому?

Андрей МЕРЗЛИКИН: Ассистентам актёров. Тогда не было интернета, а фотографии — единственный способ попасть в базу. Просто приходил и оставлял их со словами: «Вот сюда положите».

Роман КАРМАНОВ: Когда удалось получить первую серьёзную роль?

Андрей МЕРЗЛИКИН: Случайно попал в сериал «Любить по-русски 3» в 1998 году, который снимал Матвеев. Первые съёмочные дни запоминаются навсегда — атмосфера, шутки, общение. В конце проекта вся группа собралась у большого костра, режиссёр угощал всех чаем «Матвеевка», а вокруг в кустах сидели местные жители, наблюдая за «людьми из телевизора». Помню один забавный момент: ко мне подошёл парень и попросил автограф, думая, что я Владимир Машков. Я задумался: если скажу, что это не так, он может разочароваться или даже рассердиться. В итоге я просто подписался «Машков» и пожелал ему удачи. Возможно, этот автограф до сих пор где-то хранится.

ВИДЕО ПРОГРАММЫ

Елена КИПЕР: Были ли среди 160 ролей те, которые действительно хотелось сыграть?

Андрей МЕРЗЛИКИН: Все фильмы, в которых я снимался, — это то, что мне доставалось. Не было такого, что я сознательно выбирал путь в кино. Я не был частью индустрии, начинал случайно, но как-то закрепился. Происходили события, которые привели меня к тому, что я сейчас здесь. Это цепочка обстоятельств. Когда я получал роль, всегда думал, что это может быть последний раз. Мне важно было оставить что-то после себя, чтобы потом детям можно было показать: «Вот это я». И так, шаг за шагом, появлялись новые роли. Переломным моментом стала дипломная работа Петра Буслова «Бумер». С момента её создания прошло уже 23 года. Я видел, как Пётр придумывал фильм. Меня изначально не рассматривали на роль, но в последний момент я буквально вскочил в этот поезд. Это было чудо! Я вложил много сил, чтобы оправдать доверие. Вначале Пётр сомневался, но в итоге поверил в меня. Я понимал свою ответственность — нужно было помочь ему рассказать историю.

Елена КИПЕР: А почему было недоверие?

Андрей МЕРЗЛИКИН: Когда режиссёр что-то придумывает, у него уже есть конкретное видение. Он подбирает актёров на сложные, характерные роли. К примеру, Рама, Кот, Килла — у них яркие образы. А Димон — совсем другой персонаж, своего рода аутсайдер. Казалось, что его может сыграть любой. Когда я прочитал сценарий, удивился: этой роли уделялось столько внимания. Это было сложно — передать предательство, которое перерастает из драмы в трагедию. История разворачивается так, что выхода уже нет. И финал был нетипичным для того времени: всё плохо, и так и остаётся. Героев не ждёт хэппи-энд. Наоборот, тот, из-за кого всё началось, спокойно уезжает под музыку Шнура. «Бумер» изменил нашу судьбу. Но нельзя сказать, что после него мне стало легче получать роли. Напротив, ко мне прочно прикрепился образ уличного парня, и режиссёры не хотели видеть меня, скажем, в роли доброго милиционера. «Это же Димон из Бумера!» — говорили они.

Роман КАРМАНОВ: Потом стали появляться комедийные роли.

Андрей МЕРЗЛИКИН: Теперь я могу сказать уверенно: проще всего играть мелодрамы. А самое сложное в жанровом кино — комедия, особенно трагикомедия.

В комедии главное — баланс. Нужно находиться на грани, когда зритель не понимает, герой шутит или у него реально проблемы. Это тонкая грань. Я наблюдаю за великими актёрами и вижу, как они это делают. И это по-прежнему меня вдохновляет. Постепенно стали появляться интересные предложения. В 2006 году Павел Чухрай предложил мне роль в «Игроках» Гоголя. Моими партнёрами были Сергей Гармаш и Сергей Маковецкий. Меня спросили: «Третьим будешь?» Я не поверил. Но попал в проект. У меня было мало слов, зато можно было «хулиганить» в кадре. Там я понял, что если режиссёр тебе доверяет, этим шансом нужно воспользоваться.

Елена КИПЕР: Когда вы берётесь за роль, вы сразу разбираете её по слоям, анализируете?

Андрей МЕРЗЛИКИН: Нет, ни в коем случае. У всех разный путь. Есть люди, обременённые интеллектом, которые умеют это делать и справляются с этим. А я очень подвижен эмоционально. Я иду от первого прочтения. Для меня важно именно первое впечатление от сценария. Тишина, я читаю — и важно то кино, которое увидел, тот отклик, который во мне произошёл. Как, например, с книгой «Овод». Помню это ощущение. Читаешь страницу, отходишь, умываешься. Прочитаешь вторую — снова переживаешь. Весь эмоциональный опыт, который ты прожил, остаётся с тобой. Я до сих пор могу сыграть Овода, хотя прочитал его 40 лет назад.

Могу, даже не перечитывая, если будет сценарий, — я знаю, как его сыграть, потому что помню эмоциональную суть этого персонажа. Понимаю, от чего и к чему он приходит. И, возможно, даже использовал его в других ролях. Я брал те переживания, которые испытал, потому что путь Овода схож с путями многих героев. Тот же Димон из «Бумера» — узнаваемый, стереотипный персонаж. 

Когда я читаю сценарий, для меня в первую очередь важно именно это. Потом, уже в процессе работы, когда определены костюм, грим — это тоже крайне важно. Встреча с художниками по костюмам и гриму формирует будущее персонажа. Как ты выглядишь, так тебя и воспринимают. Пока не внесёшь контрапункт, не начнёшь отталкиваться от этого. Бывает, художник говорит: «Я вижу тебя так». А ты чувствуешь иначе — и начинаешь осторожно предлагать варианты. Но тут вступают в силу иерархии. Художники — мастодонты, они любят, когда кто-то заходит на их территорию, но только если у того есть вес. Вот Владимир Машков заходит — и у него спрашивают: «В каком пиджачке будет ваш герой?». А пока ты к этому не пришёл, тебе, возможно, даже не важно, в чём играть — ты сыграешь эту роль в чём угодно.

Елена КИПЕР: Гримёры, художники по костюмам, режиссёры, операторы — индустрия огромная. Вы, рассказывая, словно удивляетесь: как я здесь оказался? Говорите, что это чудо. Но кино — механизм, в котором вы нашли своё место. Какая она, эта индустрия? Какой была в 90-х и какой стала сейчас?

Андрей МЕРЗЛИКИН: Безусловно, всё изменилось. Не только время или индустрия — сам подход к созданию кино, его технологическая, даже научная составляющая. Пришло новое поколение, которое мыслит иначе.

Они выросли на других фильмах. У них нет излишнего пиетета к советскому наследию, но то, что они приносят, имеет большую художественную ценность, чем то, на чём они сами росли. Общаясь с ними, я теперь уверенно говорю: мы на пороге ренессанса. Если всё пойдёт так, как хочется, нас ждёт настоящий взлёт. Остаётся только гадать, в каких масштабах и формах это проявится.

Роман КАРМАНОВ: Когда у вас появилось это ощущение?

Андрей МЕРЗЛИКИН: Буквально последние 2–3 года. Контента стало очень много, но вдруг стали появляться фильмы, где есть авторы. А что такое автор? Это не просто создатель кино — это человек с позицией, мировоззрением, своим языком. Когда я вижу такое, не могу не заметить. Таких людей становится больше. Конечно, мы не всё успеваем посмотреть — фильмов теперь больше, чем дней в году. Приходится выбирать: довериться рекомендации, платформе, интуиции…

Елена КИПЕР: Можно ли сказать, что автор — это душа?

Андрей МЕРЗЛИКИН: Да. Это детство, юность, река, которую ты переплываешь в отрочестве и получаешь опыт на всю жизнь. Я говорю своим детям: самый важный этап — с 15 до 25 лет. Режиссёр становится автором, когда рассказывает через призму своего опыта. Я люблю дебютантов — они как недоенные коровы. У них переполнено «вымя» переживаний, им нужно избавиться от этой «беременности», выплеснуть всё. Вот почему, когда молодой режиссёр берётся за свою историю, рождается настоящее кино. Так появились Буслов, Крыжовников, Клим Шипенко…

Елена КИПЕР: Вы по-прежнему спустя 160 ролей идёте в дебютное кино.

Андрей МЕРЗЛИКИН: Все успешные картинки, где я снимался, это были у дебютантов.

Роман КАРМАНОВ: У кого снимаетесь сейчас

Андрей МЕРЗЛИКИН: Саша Кот, это дебютант - я у него снимался в дебютной картине. Миша Сигал, я у него снимался в фильме «Рассказы», такой вышел. Он просто снял короткометражный фильм, который выиграл «Кинотавр», и потом решили: «Давайте мы доведём это до полного метра».

Елена КИПЕР: У дебютантов по финансам стиснуто обычно.

Андрей МЕРЗЛИКИН: А что финансы? Финансы, по большому счёту, я извиняюсь, потому что мне это не всегда всё определяет. Я сейчас вижу моих коллег, от юных до... которые говорят: «Дайте нам денег, и мы снимем». Боже мой! Вернер Херцог, всемирно известный режиссёр для того, чтобы снять свой первый художественный фильм, украл камеру. Можете себе представить? Он взломал ящик, сбил замок, украл кинокамеру. Человек, действительно, хотел снимать кино. Они говорят: «Дайте мне денег, и я сниму кино». Но ведь творчество — то же, что девчонке предложение сделать, семьи воспитывать, детей рожать, банк грабить, кино снимать — это всё одного поля. Это идти надо и делать на кураже. Я закончил работу над картиной «Северный полюс». Сыграл командира первой атомной подводной лодки — это реальная история 1962 года. Снимали и в павильоне, и в Баренцевом море — я погружался с экипажем, прошел посвящение в подводники. У них интересные традиции. Но дело не в мальчишеских радостях. Как говорится: «Второй раз в одну воду не войдешь». Мы с Сашей Котом учились во ВГИКе в соседних мастерских. Я у него снимался еще студентом — в курсовых работах на первом, втором, третьем курсах. Тогда каждую неделю надо было новые фильмы сдавать. Не все актеры соглашались в этом участвовать, а мне было интересно. Я снимался у них на режиссерском — в мастерской Хотиненко. И у Кота, и у других. Потом они стали большими режиссерами. Саша Кот сначала снял меня командиром подлодки Луниным в «К-21» (2003) про конвой PQ-17. Потом была «Брестская крепость». И вот теперь, через 20 лет, — «Северный полюс» про лодку К-3. У нас так получается — раз в 10 лет вместе работаем.

Роман КАРМАНОВ: Сейчас в обществе растёт интерес к фильмам о наших людях, о подвигах, о классиках и научных достижениях.

Андрей МЕРЗЛИКИН: Да, у меня появилась мечта. Я недавно побывал на национальной премии «Вызов», посвящённой нашим учёным. И стал свидетелем того, как люди — не только я, кто далёк от науки, — были глубоко тронуты этим событием. Я только что посмотрел «Оппенгеймера» и понял: вот человек, судьба которого драматична и значима. Он стоит у истоков квантовой науки. Наука дошла до стадии, когда её открытия используются в вооружении. И именно через призму его биографии мы понимаем, как личность учёного может повлиять на судьбу страны и всего мира. После этого фильма я по-другому взглянул на премию «Вызов». Я осознал, что «оппенгеймеров» у нас — десятки. Там, на сцене, сидели выдающиеся учёные, и вместе со всеми присутствующими я испытал чувство восхищения. Мы увидели, насколько мощно представлена наука в нашей стране.

Когда были озвучены темы исследований, масштабы открытий и та база, на которой они строятся, стало ясно: мы стоим на пороге прорывов не только в науке, но и в инженерии. А это, в свою очередь, приведёт к тому, что люди научатся пользоваться достижениями, способными изменить всю цивилизацию.

Елена КИПЕР: А мечта какая?

Андрей МЕРЗЛИКИН: Я увидел этих людей и подумал: хочу, чтобы моя актёрская жизнь тоже имела значение. Дело не в том, что мы устали играть милиционеров. Мы устали от ощущения, что актёры — единственные герои, о которых стоит говорить. Как будто больше никого не существует. Но ведь есть простые люди, достойные уважения и внимания. Про них нужно не только снимать кино, но и брать интервью, помещать на обложки журналов. Сама премия была организована на высочайшем уровне. Это не было локальным событием — оно имело государственный масштаб. Все гости пришли в смокингах, как на вручение Нобелевской премии. И хотя важна не только денежная часть премии, её солидность придаёт вес самому событию. Нам рассказывали, чем конкретно занимается каждый лауреат. Были документальные вставки, объясняющие открытия — и даже человек без специального образования мог это понять.И тогда осознаёшь: у нас огромное количество настоящих героев — современных «Павловых», «Корчагиных». По всей стране работают такие люди, и про каждого из них можно снять фильм. Я вспомнил картину «Девять дней одного года», где играли Смоктуновский и Баталов. Сколько поколений вдохновились этим фильмом и пошли в физику, математику! Одна картина дала толчок на десятилетия вперёд. Вот такие фильмы нам нужны. Я сидел на премии и думал: вот они, готовые истории. Их даже немного озвучили — сценарии уже почти написаны. Когда лауреат выходил на сцену и говорил «спасибо», было достаточно нескольких слов, чтобы стало ясно: в этих биографиях — настоящая драматургия. Откуда он пришёл, кому благодарен, через что прошёл. И вот он — первый лауреат новой государственной премии в области науки.

Роман КАРМАНОВ: Но у вас ведь есть и другие мечты. Например, о деревне. О простых людях.

Андрей МЕРЗЛИКИН: Да, не совсем о деревне, но — о людях. Простых, настоящих. В детстве я был в той или иной степени приобщён к деревенской культуре — к крестьянскому труду. Я видел, как работают люди, как они живут, как общаются, какие песни поют, какие праздники отмечают. Эти детские воспоминания хоть и короткие, но они впитываются глубоко и не исчезают — становятся частью тебя. Взрослая память может не сохранить, что происходило пять лет назад, но именно в детстве формируются самые важные жизненные ориентиры. Сегодня я остро ощущаю дефицит фильмов о деревне. Если её и показывают, то чаще в комедийном ключе. Мы будто утратили веру в то, что деревня жива. В официальной повестке она будто бы исчезла, как будто эта часть страны больше не существует. А мне кажется, она всё ещё есть. И мне бы очень хотелось туда вернуться — не только физически, но и через искусство. Посмотреть, чем живут люди, что у них происходит. Да, может быть, это не та поэтичная деревня, как у Пудовкина, Довженко или даже у Шукшина. Хотя и у Шукшина деревня была неоднозначной. Но несмотря на всё, это были живые люди — добрые, даже при определённой настороженности к горожанам. Эти фильмы не были про агрессию. И я бы с таким же энтузиазмом, как говорил о науке, обратил внимание на этих людей. Среди них много интересных, искренних, сильных.

Чтобы не быть голословным, в один из редких выходных я поехал по Вологодской области. Взял с собой оператора — Васю Кузнецова. Я объяснил ему: задачи нет. Просто снимай всё, что покажется важным, что отзовётся на душевном уровне. Когда я разговариваю с людьми, не хочется доставать телефон — это разрушает диалог. А он тихо, ненавязчиво снимал. Мы провели там три дня, и я уехал с ощущением, будто не доделал что-то важное — как говорят, «как недоеная корова». Потому что это действительно можно и нужно показывать. В этом нет ни фальши, ни стыда — наоборот, это глубоко и по-настоящему. Есть огромный интерес к жизни за пределами городов. И вместе с этим — мощный пласт культуры: народные праздники, песни, костюмы, танцы. Люди празднуют День деревни, День сельского труда, День рыбака... Они собираются, накрывают столы, поют, разговаривают. Всё это объединяет и наполняет смыслом.

Роман КАРМАНОВ: Это ведь новая ипостась в вашей жизни. Но есть ещё и сцена, выступления с оркестром...

Андрей МЕРЗЛИКИН: Да, если говорить о креативе, как названии нашего подкаста — он действительно вошёл в мою жизнь неожиданно. Всё началось с того, что Юрий Абрамович Башмет пригласил меня принять участие в одном из своих проектов. И я впервые вышел на сцену филармонии, где играл оркестр, а я — читал. Это стало началом нового творческого пути.

Андрей МЕРЗЛИКИН: Обычно там читали Есенина, Маяковского — что-то привычное и академичное. Всё шло в формате филармонического вечера: публика приходила, в основном, ради музыки. Но однажды я понял, что этот формат может быть совершенно другим. Он способен включать в себя не только музыку, но и живое слово. Мы с моим другом, дирижёром Антоном Жуковым, сделали первый свободный спектакль. Нам предоставили оркестр народных инструментов имени Зыкиной — спасибо Диме Дмитриенко — и мы представили свою программу. Когда поняли, что это работает, что это эмоционально и сильно, стало ясно: зрители выходят после концерта другими. И ты сам уходишь другим, потому что ощущаешь: сейчас произошло что-то важное, что-то, что имеет смысл. Это вдохновляет двигаться дальше. За последние десять лет всё это выросло в самостоятельное направление. Не могу сказать, что это новый жанр, но это мощный, удивительный способ взаимодействия со зрителем. Когда вместо привычных декораций — экран, на котором видеоконтент сочетается с живой музыкой и живым словом. Это создаёт настоящую атмосферу диалога и глубокого переживания.

Роман КАРМАНОВ: Очень надеюсь, что мы всё-таки не потеряем Андрея как актёра кино. Кажется, он наконец вышел в широкое творческое пространство, несмотря на свою скромность. Вы только посмотрите, сколько у него разных работ — разноплановых, сильных. Всё, кажется, выходит на новый уровень.